Володька
Володька пришел к нам на завод три года назад. В неполных семнадцать на завод идут не от сладкой жизни. Володька к нам пришел из интерната. Глаза пронзительно синие, коротко стриженый «ежик» на затылке еще пытается немного виться. Брови широкие, густые, и когда Володька задумывается, то друг к другу так и тянутся. А задумывается Володька часто...
В своих тогда неполных семнадцать Володька успел потерять родителей, жениться и развестись. Отец бросил Володьку, когда тому еще и года не было, а от матери-пьяницы Володька лет в семь лет сам ушел. В интернат.
А жениться успел на Любке. Любка тоже интернатовская, но на два года старше. Встречались они якобы еще из детдома, после выпуска расписались. Любка забеременела. Или уже не знаю, в какой там последовательности это было... Любка, ясное дело, молодая, еще не нагулялась, совсем ей еще не думалось о семье, детях. Погулять бы еще. Гуляла. Ребенка только не уберегла – выкидыш... Плакала потом, просилась у Володьки. Володька тоже плакал, но не простил. Ушел. Обиделся. Наверное, это после того у него и появилась эта суровая складка между бровями.
Но когда Володька только пришел к нам, я этого всего, конечно, не знала. Это уже потом, как освоился, понемногу нашим мужикам за сигаретой рассказывал, а они уже за добавку рассказывали все это нашим заводским бабам.
А уж бабам только попади на язычок! Уж и не знаю, что там и как у Володьки было на самом деле, но каждая из заводчанок украшала его скупые откровения своими деталями. Так, Вера с литейного распиналась, что Володькина Любка – пышногрудая блондинка и ребенка сама потеряла, намеренно какие-то травки пила. Терентьевна, напарница моя, божилась, что якобы видела фото, и Любка – «черноволосая, как цыганочка», а беременная и вовсе не была, врала, чтобы Володька замуж взял...
А я, и правда, Любку видела. У Володьки как-то из кармана выпала фотография, мятая такая, потертая. С Любкой. Худощавая она, невысокая, волосы русые, глаза большие, как у Володьки, только серые... Посмотрела я на эту девицу – малое, худое, не то что наши заводские девки, а вишь, прикипел к ней Володька сердцем... Увидел у меня ту фотографию – и побледнел, и встревожился: «Это я, Мариночка, не Любку ношу, это моя дочь такой была бы...» Протянула ему ту карточку, а у самой слезы как брызнут!
А еще это его «Мариночка»... Все на заводе меня Мариной Антоновной зовут, а он – «Мариночка» ... Вот как только пришел к нам из интерната, изголодавшийся, то все было просит: «Вы мне, Мариночка, с верхом сыпьте» (я в столовой нашей поварихой работаю), и улыбается так – одними глазами.
Красивый Володька, как бог. Не бывают такие красивые счастливыми. Глаза синие, какие-то прям мятные такие – как глянет из-под брови, словно бы мятным холодком тебя проберет.
А еще Володька очень красиво курит. Вот вроде и стоит с другими такими же измазанными и усталыми дядьками на перекуре, а держит сигарету нежно как-то так... Как художник держит кисти или музыкант свирель... Не люблю я сигареты, сама никогда не курила, и как кто-то курит, то подальше бегу, ведь кашель душит. А возле Володьки стою – любуюсь. Кашель слезами выступает. А он же, Господи прости, тем ядом так красиво дышит! Будто целует ту сигарету! Дымно в курилке, хоть топор вешай, а Володькины глаза синие, как две звезды сквозь эту завесу сияют...
Мужики заводские Володьку любят. Он у нас среди парней самый молодой, то и зовут его в шутку Сыном Полка. Любят Володьку все, балуют. Кто-то из мужиков одежду свою принесет или обувь, женщины что-то из дома вкусненькое тащат – кто же ему приготовит? Я тоже Володьку подкармливаю, лакомые куски в столовке ему откладываю, а вот из одежды ничего нет.
У Володьки наручные часы – из дешевых, китайских. Я как-то перед Рождеством решила ему подарок сделать. Купила из зарплаты хорошие такие механические часы на кожаном ремешке, не то что его те, пластмассовые. Принесла и к обеду и Володьке даю. «Возьми. Это отца моего покойного, все равно валяются », – соврала. Вот уж Володька с ними носился. Рад! А я еще больше...
Как-то зовут мужики Володьку пиво пить. А он:
Вот такой он, Володька.
Он вообще необычный. Не такой, как все... Многие ребята, мужчины за мной ухаживали, но ни один не был таким, как Володька.
Я на заводской кухне с пяти утра, варим, жарим там с девчатами. А потом в обед я на раздаче в столовой, потом опять на кухню – посуду мыть. Словом, так за день теми котлетами-кашами молочными пропахну, что потом на весь троллейбус от меня пахнет столовой. Стеснялась я этого, подолгу на ветру стояла перед тем, как на остановку идти. Как-то Володьке каши накладываю, а он мне:
Я уже Володьке и котлету на добавку, и конфет, как завезут... А раз подошел к прилавку с пирожками и спрашивает: «А с ревенем нет у вас, Мариночка? Моя бабушка с ревенем пекла...» А какой там ревень? И где его на весь завод взять? В тот же вечер побежала к соседке бабе Мотре, выпросила ревень и всю ночь пирожки пекла. Утром поставила корзину с домашними пирожками у подносов с заводскими, и все переживала, чтобы не разобрали, пока Володька придет. Не разобрали. Забрал Володька пять последних и просто на траве под столовой уселся есть...
А раз я слегла с ангиной. То еле дома два дня усидела – разве ж мои девочки знают, что Володьке борща нужно со дна, где гуще, а в киселе он комочки любит? Побежала на работу. А Володька тут как тут: «Где вы, Мариночка, пропадали? Без вас и борщ невкусный»... Уже мне и голова не болит, и тело не ломит.
Любят Володьку и наши заводские девушки, не одной те мятные глаза, видимо, по ночам снятся. Как где-то увидят его, то так и слетаются в стайку и все смеются и шепчутся. А Володька на это не обращает внимания, все фотокарточку в кармане к груди прижимает, да все курит...
А я на него смотрю – не насмотрюсь, дышу теми его сигаретами – не надышусь. Люблю Володьку. Люблю до боли. Как в первый раз. Может, и вправда в первый? Люблю так, что только бы он той своей широкой бровью повел – побежала бы на край света за ним, и семью бы бросила. Грешная моя любовь. И красивая. Как Володька. И такая же несчастная.
Знаю, никогда не позовет, никогда не догадается о моей грешной любви. Никогда и я вида не подам. Зачем? Запоздала моя любовь, опоздал Володька. На те 33 года, что я старше него... У меня уже дети взрослые, уже первого внука ждем. Вот как будет мальчик, попрошу, чтобы назвали Володькой...